наполеон и революция: Процесс маршала Нея (Le proces du marechal Ney).

Процесс маршала Нея (Le proces du marechal Ney). После разгрома французской армии в сражении 18 июня 1815 года при Ватерлоо (Waterloo) маршал Ней (Michel Ney) (1769-1815) возвратился в Париж (Paris) и 22 июня выступил в Палате пэров (Chambre des pairs), где озвучил истинное положение дел и призвал коллег приступить к переговорам: «Противник победил нас по всем пунктам. С того времени, как я был под командованием Императора, я видел лишь сплошной хаос... И после тех гибельных дней - шестнадцатого и восемнадцатого, - они смеют говорить нам, что восемнадцатого враг повержен... Я говорю вам, господа, что это ложь! Маршал Груши имеет не больше 25 тысяч человек, и когда нам говорят, что прусская армия разбита - это не верно. Большая часть прусской армии не была в действии. Через шесть-семь дней противник может оказаться в сердце столицы. Нет никакого другого средства спасти страну, кроме как начать переговоры». После этого маршал решил покинуть Францию, получил от военного министра маршала Даву (Louis-Nicolas Davout) (1770-1823) разрешение на бессрочный отпуск, документы на имя майора 3-го гусарского полка (3e Regiment de hussards) Рейса (Reys) и, выбирая между Швейцарией и Соединёнными Штатами, отправился в Лион (Lyon), затем в Сент-Альбан (Saint-Alban). 3 июля 1815 года в Сен-Клу (Saint-Cloud) между военным министром маршалом Даву с французской стороны, генерал-майором Мюффлингом (Friedrich Carl Ferdinand von Muffling) (1775-1851) с прусской стороны и полковником Харви-Батхерстом (Sir Felton Elwell Hervey-Bathurst) (1782-1819) с английской стороны была подписана конвенция, гарантирующая полную амнистию всем без исключения лицам, присоединившимся к Императору во время «100 дней» - по свидетельству Тьера (Louis-Adolphe Thiers) (1797-1877): «Такая статья, казалось, должна была защитить весь род людской, гражданских и военных людей, революционеров - бывших и нынешних, цареубийц, осудивших Людовика XVI-го, и маршалов, порицавших Людовика XVIII-го, и никак нельзя было предположить, что она откроет путь самой гнусной мести». Между тем, королевское правительство объявило предателями всех «примкнувших к узурпатору» до 20 марта 1815 года (день, когда Людовик XVIII-й покинул Париж), после чего маршал Даву подал в отставку, а Францию захлестнула волна «Белого Террора» (Terreur Blanche): 1-я статья Королевского Ордоннанса от 24 июля 1815 года гласила: «Генералы и офицеры, предавшие короля до 20 марта, и те, кто насильственно захватили власть, будут арестованы и предстанут перед компетентными военными советами» (в списке значилось 19 имён, среди которых маршал Ней, генералы Лабедуайер (Charles-Angelique-Francois Huchet de La Bedoyere) (1786-1815), Лальмань-старший (Franсois-Antoine «Charles» Lallemand) (1774-1839) и Лальмань-младший (Henry-Dominique Lallemand (1777-1823), Друэ д,Эрлон (Jean-Baptiste Drouet d,Erlon) (1765-1844), Лефевр-Денуэтт (Charles Lefebvre-Desnouettes) (1773-1822), Брайер (Michel-Silvestre Brayer) (1769-1840), Мутон-Дюверне (Regis-Barthelemy Mouton-Duvernet) (1770-1816), Бертран (Henri-Gratien Bertrand) (1773-1844) и Камброн (Pierre-Jacques-Etienne Cambronne) (1770-1826)); 2-я статья гласила: «Индивиды, чьи имена последуют, должны покинуть Париж в течение трёх дней и отправиться в места проживания, указанные министром полиции, где они будут находиться под наблюдением до тех пор, пока Палаты не решат, кто должен покинуть пределы Франции, а кто предстать перед судом» (в списке значилось 38 имён, среди которых маршал Сульт (Nicolas-Jean de Dieu Soult) (1769-1851), генералы Клозель (Bertrand Clauzel) (1772-1842), Мутон (Georges Mouton de Lobau) (1770-1838), Карно (Lazare-Nicolas-Marguerite Carnot) (1753-1823), Амейль (Auguste-Jean-Joseph-Gilbert Ameil) (1775-1822), полковник Марбо (Jean-Baptiste-Antoine-Marcelin de Marbot) (1782-1854) и граф Маре (Huguet-Bernard Maret) (1763-1839)). Узнав о том, что его имя внесено в проскрипционные списки, маршал Ней укрылся у своих родственников в Замке Бессонис (Chateau de Bessonis, Gantai), где по доносу местного префекта был 3 августа арестован. 8 августа 1815 года переведён в Орильяк (Aurillac), откуда в сопровождении двух офицеров Королевской гвардии (Garde royale) доставлен в Париж и 19 августа заключён в тюрьму Консьержери (Prison Conciergerie), где развлекал себя игрой на флейте. Начальный допрос заключённого провёл префект полиции Парижа Эли Деказ (Decazes Elie) (1780-1860), 21 августа 1815 года новый военный министр маршал Сен-Сир (Laurent Gouvion Saint-Cyr) (1764-1830) собрал для рассмотрения дела маршала Военный совет (Сonseil de guerre), в состав которого вошли маршалы Массена (Andre Massena) (1758-1817), Мортье (Adolphe-Edouard-Casimir-Joseph Mortier) (1768-1835) и Ожеро (Charles-Pierre-Francois Augereau) (1757-1816), дивизионные генералы Мэзон (Nicolas-Joseph Maison) (1771-1840), Виллат д,Отремон (Eugene-Casimir Villatte d,Otremont) (1770-1834), Клапаред (Michel-Marie Claparede) (1770-1842), комиссар барон де Жуанвиль (Louis Joinville) (1773-1849), а также бригадный генерал Грюндлер (Louis-Sebastien Grundler) (1774-1833) в качестве референта; председателем совета назначен маршал Монсей (Bon-Adrien Jannot de Moncey) (1754-1842), который тотчас подал в отставку, обозначив причины своего решения в письме королю: «Я не вхожу в суть вопроса - виновен или невиновен маршал Ней. Ваше правосудие и справедливость судей оценит последующее поколение, но Сир, если бы Ваши советники желали только блага для Вашего Величества, они сказали бы, что никогда эшафот не создавал друзей. Неужели они верят, что смерть будет страшна для тех, кто пренебрегал ею столь часто? Могу ли я высказаться за судьбу маршала Нея? Сир, позвольте мне спросить Ваше Величество, где были все эти обвинители, когда Ней сражался ради Франции в таком количестве битв в течение двадцати пяти лет? Если Россия и союзники не могут простить победителя при Москве, может ли Франция забыть героя Березины? Это на Березине, Сир, во время злополучного отступления Ней спас остатки армии; у меня там были родственники, друзья и, наконец, просто солдаты, преданные своим командирам. И мне предлагают послать на смерть того, кому столько французов обязаны жизнью. Нет, нисходя в могилу, я смогу, как один из наших предков, воскликнуть: Потеряно все, кроме чести!» (этот демарш привёл к аресту Монсей, а его место 30 августа занял маршал Журдан (Jean-Baptiste Jourdan) (1762-1833); Массена, Мортье и Ожеро также пытались избежать участия в процессе, но их резоны не были приняты к вниманию). В качестве своих адвокатов маршал Ней выбрал Пьера-Николя Беррие (Pierre-Nicolas Berryer) (1757-1841), известного как «Беррие-отец» (Berryer-pere), Пьера-Антуана Беррие (Pierre-Antoine Berryer) (1790-1868), известного как «Беррие-сын» (Berryer-fils) и Андре-Мари-Жан-Жака Дюпена (Andre-Marie-Jean-Jacques Dupin) (1783-1865). 9 ноября 1815 года Военный совет приступил к работе и спустя два дня вынес решение о своей некомпетенстности в рассмотрении дела пэра Франции, после чего материалы расследования был переданы в Палату пэров (Chambre des pairs), что стало роковой ошибкой подсудимого и его адвокатов; по мнению Ламартина (Alphonse Marie Louis de Prat de Lamartine) (1790-1869) «Маршалы и генералы помнили о его подвигах, пэры же знали только о преступлении», а маршал Ожеро впоследствие признавался: «Мы - предатели. Мы должны были настоять на своем праве судить его, несмотря на него самого. По крайней мере, он выжил бы!». 11 ноября на заседание Палаты прибыл премьер-министр герцог Ришелье (Armand-Emmanuel du Plessis de Richelieu) (1766-1822), который от имени Двора и союзников недвусмысленно заявил, что маршала Нея, обвиняемого в государственной измене и покушении на государственную безопасность, следует судить незамедлительно, после чего генеральный прокурор (procureur-gеnеral) Беллар (Nicolas-Franсois Bellart) (1761-1826), отказал адвокатам подсудимого в отсрочке, необходимой для подготовки материалов защиты. 21 ноября 1815 года в Люксембургском дворце (Chateau de Luxembourg) начались публичные слушания, в которых участвовали 161 член Палаты из общего числа 214 пэров; остальные отсутствовали, воздержались по разным причинам или взяли самоотвод, в том числе маршалы Ожеро и Сен-Сир (Laurent Gouvion Saint-Cyr) (1764-1830), граф де Жокур (Arnail-Franсois de Jaucourt) (1757-1852) и Талейран (Charles-Maurice de Talleyrand-Perigord) (1754-1838); на трибунах для зрителей присутствовали принц Август Прусский (Friedrich Wilhelm Heinrich August von Preusen) (1779-1843), кронпринц Вюртембергский (Friedrich Wilhelm von Wurttemberg) (1781-1864), Меттерних (Klemens Wenzel Nepomuk Lothar von Metternich-Winneburg zu Beilstein) (1773-1859), Гольц (Аugust Friedrich Ferdinand von der Goltz) (1765-1832), а также российские и британские генералы в парадных мундирах. Слушания велись под председательством канцлера Дамбрэ (Charles-Henri Dambray) (1760-1829), прокурор Беллар зачитал обвинительное заключение, в котором события 13-14 марта 1815 года представлялись в самом неблагоприятном для подсудимого свете, протесты адвоката Беррие были отклонены, но на следующем слушании 23 ноября Палата удовлетворила просьбу защиты об отсрочке для подготовки свидетелей и назначила следующее слушание на 4 декабря. Воспользовавшись паузой, супруга маршала Аглая (Aglaе-Louise Auguie, dite Eglе) (1782-1854) приложила все усилия, чтобы заручиться поддержкой лидеров союзных держав, но тщетно: герцог Веллингтон (Arthur Wellesley, 1st Duke of Wellington) (1769-1852) отказался вмешиваться в процесс, также как и император Александр I-й, к которому обращались через бывшего адьютанта и начальника штаба маршала Нея, генерала Жомини (Antoine-Henri Jomini) (1779-1869), а российский посланник при королевском Дворе Поццо ди Борго (Carlo Andrea Pozzo di Borgo) (1764-1842) прямо заявил, что «Никто не сомневается в фатальном исходе процесса». 4 декабря 1815 года дебаты в Люксембургском дворце возобновились и продолжались без перерыва до 6 декабря, когда пэры приступил к голосованию – 160 человек выступили за виновность, за оправдание голосовал лишь герцог де Брольи (Achille-Lеonce-Victor-Charles de Broglie) (1785-1870); 139 голосов отдано за смертную казнь без аппеляции (маршалы Келлерман (Francois-Christophe Kellermann) (1735-1820), Периньон (Catherine-Dominique Perignon) (1754-1818), Серюрье (Jean-Mathieu-Philibert Serurier) (1742-1819), Виктор (Claude-Perrin Victor) (1766-1841) и Мармон (Auguste-Frederic-Louis Viesse de Marmont) (1774-1852), генералы Дюпон (Pierre Dupont de l,Etang) (1765-1840), Дессоль (Jean-Joseph-Paul-Augustin Dessolles) (1767-1828), Латур-Мобур (Victor-Nicolas de La Tour-Maubourg de Fay) (1768-1850), Лористон (Jacques-Alexandre-Bernard Lauriston Law) (1768-1828), Мэзон и 9 других), 17 голосов за депортацию и пятеро пэров воздержались. В 9 часов утра 7 декабря 1815 года в соответствии с приговором, вынесенном Палатой пэров, маршал Ней был расстрелян на перекрёстке Обсерватории (Carrefour de l,Observatoire) в возрасте 46 лет. О последних минутах жизни «Храбрейшего из храбрых» (Brave des braves) читаем в воспоминаниях военного коменданта Парижа графа де Рошешуара (Louis-Victor-Leon de Rochechouart) (1788-1858): «Как только священник появился в дверях камеры, маршал Ней воскликнул: «Ах, господин аббат! Я вас понимаю, я готов». Он встал на колени, получил отпущение грехов, сошел с лестницы с видом спокойным и невозмутимым. Я почувствовал большое облегчение, увидев его в синем сюртуке, белом галстуке, коротких черных панталонах, черных чулках, без орденов. Я опасался, чтобы он не надел мундира, тогда пришлось бы его разжаловать, срывать с него пуговицы, эполеты и ордена. Увидев, что на дворе плохая погода, он сказал, улыбаясь: «Какой скверный день». Потом, обратившись к священнику, посторонился, чтобы пропустить его в карету: «Садитесь, господин аббат, сейчас настанет мой черед пройти первым». Два жандармских офицера тоже сели в карету и поместились на переднем сиденье. В нескольких шагах от решетки Люксембургского сада, на аллее Обсерватории процессия остановилась; дверцы кареты отворились, маршал, ожидавший, что его повезут в Гренель, сказал: «Как! Уже приехали?». Конечно, он отказался стать на колени и не позволил завязать себе глаза; попросил только плац-адъютанта Сен-Биа указать ему, как надо встать: повернулся лицом к взводу, державшему ружья на прицеле. И тут с осанкой, которую я никогда не забуду, столько в ней было благородства, спокойствия и достоинства, без всякой рисовки, он снял шляпу и, воспользовавшись краткой минутой, пока плац-адъютант отходил в сторону, чтобы дать сигнал, произнес следующие слова, отчетливо мною слышанные: «Французы, я протестую против своего приговора, моя честь…!». При последних словах, когда он поднял руку к сердцу, раздался залп; он упал сраженный. Барабанный бой и крики войск, выстроенных в каре «Да здравствует король!» довершили мрачную сцену. Такая прекрасная смерть произвела на меня глубокое впечатление, обратившись к Августу де ла Рошжаклену, гренадерскому полковнику, стоявшему рядом со мной, я сказал ему: «Вот, друг мой, великий урок, как надо умирать!».