Вагевир (Сarel Jacob Wagevier) Карел Якоб (1783-1826)

Вагевир (Сarel Jacob Wagevier) Карел Якоб (1783-1826) – офицер пехоты нидерландской службы. Родился 18 мая 1783 года в Утрехте (Utrecht) в семье отставного сержанта пехотного полка ван Харденброк (Regiment van Hardenbroek) Йохана Михаэля Вагевира (Johann Michael Wagevier) ( -1812) и его супруги Вильгельмины Дентен (Willemina Dientien), служил в 4-м пехотном полку (4е Regiment infanterie van linie) Голландского королевства (Koninkrijk Holland), после присоединения 9 июля 1810 года Голландии к Французской Империи, определён в состав 125-го полка линейной пехоты (125e Regiment d,infanterie de ligne) полковника Вагнера (Frederic Hendric Wagner) (1769-1813). В 1812 году – капитан, 29 июня 1812 года вместе с полком выступил из Гронингена (Groningen) и принял участие в Русском походе в составе 2-й бригады генерала Камю (Louis Camus) (1760-1813) 12-й пехотной дивизии генерала Партуно (Louis Partouneaux) (1770-1831) IX-го корпуса маршала Виктора (Claude-Perrin Victor) Великой Армии (Grande Armee), 15 августа 1812 года через Гамбург (Hambourg) и Данциг (Danzig) достиг Кенигсберга (Konigsberg), 4 сентября 1812 года – капитан-коммандан (capitaine-commandant), командир 1-й гренадёрской роты 2-го батальона, 29 сентября 1812 года прибыл в Смоленск, сражался 13-14 ноября 1812 года при Смолянах и 26 ноября 1812 года при Борисове, 28 ноября 1812 года попал в плен при капитуляции дивизии генерала Партуно, окружённой российскими войсками генералов Петра Христиановича Витгенштейна (Peter Ludwig Adolph zu Sayn-Wittgenstein-Berleburg) (1768-1843), Матвея Ивановича Платова (1753-1818) и Фаддея Фёдоровича Штейнгеля (Fabian Gotthard von Steinheil) (1762-1831). По свидетельству Вагевира: «Мы спешили, как только было возможно, дойти до реки Березины, от которой мы были теперь удалены на расстояние часов четырех или пяти. Уже несколько дней мы были на большой дороге, где происходило непрерывное движение. Наперебой друг перед другом все стремились перейти реку, и каждый напрягал силы, чтобы дойти до нее, но многие падали от усталости или под тяжестью тащимой добычи и таким образом кончали смертью. От времени до времени мы оборачивались фронтом назад, чтобы показать неприятелю, что мы еще живы. Но неприятель, тоже утомленный и, сверх того, уверенный в своей победе, отпускал нас с миром: мы не дошли еще до того места, на котором неприятель хотел нас видеть. На другой день, 27 ноября, мы тронулись в путь, окоченелые от холода и изнуренные голодом, в темную, хоть глаз выколи, ночь, чтобы по возможности быть ближе к реке, и пришли к городу Борисову, где должна была решиться наша судьба. Более ужасную картину, чем та, которая ожидала нас здесь, быть может, никогда не видал глаз человеческий. Представьте себе город в ярком пламени и две армии, дерущиеся в нем. Тут горящий дом рушится с ужасным треском, там раздаются ружейные выстрелы и гром пушек, и среди этих звуков жалобные стоны раненых, и никакой надежды на спасение: впереди, позади, со всех сторон беспощадный враг! Всюду смерть угрожает открытой пастью. После того как мы с 12 часов утра до вечера дрались с мужеством отчаяния, нам удалось занять город, или, лучше сказать, русские дали нам занять его, чтобы на другом месте вернее напасть на нас. В темную и ненастную ночь ничего нельзя было делать, и нас не беспокоили; но мы были, сами того не зная, окружены со всех сторон русскими. Как стояло каре, так каждый и лег на землю. Мы легли как можно теснее друг к другу, чтобы согреться. Я лежал в середине каре, подле барабанщиков и саперов, на снегу. Когда я захотел встать, то мой плащ оказался примерзшим к земле так крепко, что мне стоило немалого труда отделить его не разорвав. Самые печальные мысли о будущей моей судьбе наполняли мне душу, и не раз, когда я глядел на замерзший труп, являлась у меня грешная мысль: «Ах, если б и мне так же!». Каждую минуту думал я, что лишусь сил от перенесенных трудов, страданий, голода и холода. Лишь только наступил день, со всех сторон раздалось «Ура». Казаки и башкиры как бешеные носились кругом; они хотели показать нам этим, что они были победители. Так как мы знали, что мы военнопленные, то положили оружие и стояли в тоскливом ожидании, что с нами будет. Время от времени подъезжали к нам неприятельские офицеры, которые очень хорошо говорили по-французски и по-немецки. Они были большею частью очень дружелюбно настроены и утешали нас, говоря, что таков жребий войны, и советовали не терять бодрости. Но все эти прекрасные слова мало нам помогали. Нам слишком скоро дали почувствовать, что мы в плену и отданы на произвол врага. Я попался нескольким грубым русским, которые меня обыскали, отняли у меня часы и кошелек и, обругавши, бросили меня. Я должен был терпеливо переносить это, потому что оказывать сопротивление было невозможно: я видел, как одного полковника 44-го полка закололи за то, что он сопротивлялся. Мою бедную лошадь отняли у меня. На моих глазах один русский взял ее и торжественно увел за собою. Немного времени спустя другая толпа окружила меня, сняла с меня эполеты и нагрудный офицерский знак, разорвала мне сюртук, и это я перенес с терпением и рад был, что отделался от этой строгой инспекции несколькими ударами и толчками. Но мне суждено было подвергнуться еще унижению, которое меня глубоко оскорбило. Ко мне подошел русский гренадер с заряженным ружьем в руке, остановился передо мною и, опустив свое ружье на землю, сорвал у меня с шеи платок, видя, что с меня нечего больше взять, плюнул мне в лицо и назвал меня французской собакой. После этого он приказал мне стоять и направился к другой добыче. Теперь, будучи лишен всего, я уже не боялся более никакого осмотра, и меня оставили после этого в покое. Но и в этих обстоятельствах сказался дух французской армии: чтобы наше знамя не досталось в руки врагов и не было ими взято в качестве победного трофея, некоторые из нашего полка сняли орел и знамя с древка и спрятали у себя так тщательно, что оно не могло быть открыто русскими» («Французы в России. 1812 год. По воспоминаниям современников-иностранцев», 1912 год). 9 декабря 1812 года доставлен в Витебск, откуда через Невель, Великие Луки, Торопец, Вышний Волочек, Череповец, Вологду (10-20 июля 1813 года), затем через Галич, Орлов, Вятку, Казань и Бугульму прибыл 11 октября 1813 года в Мензелинск Оренбургской губернии, где оставался до мая 1814 года, когда получил свободу и отплыл из Риги в Амстердам (Amsterdam). После возвращения на родину поступил на службу Нидерландского королевства (Koninkrijk der Nederlanden) с чином капитана и назначением в 3-й батальон Национальной милиции (3е Bataljon Infanterie Nationale Militie), принимал участие в Бельгийской кампании 1815 года в составе 2-й бригады генерал-майора графа д,Обреме (Alexandre Charles Joseph Ghislain d,Aubremе) (1773-1825) 3-й нидерландской пехотной дивизии генерал-лейтенанта барона де Шассе (David Hendrik Chasse) (1765-1849) I-го корпуса Его Королевского Высочества наследного принца Вильгельма Оранского (Willem Frederik George Lodewijk van Oranje-Nassau) (1792-1849), сражался 16 июня 1815 года при Катр-Бра (Quatre-Bras) и 18 июня при Ватерлоо (Waterloo). После окончания боевых действий служил в 7-й дивизии Национальной пехоты в Кампене (7e afdeling Nationale Infanterie te Kampen). Умер 8 сентября 1826 года в Кампене (Kampen) в возрасте 43 лет. Кавалер нидерландского Военного ордена Вильгельма 4-го класса (Militaire Willems-Orde 4e klasse) (18 сентября 1816 года), автор работы «Aanteckeningen gehouden gedurende mijnen marsch naar, gevangenschap in, en torugreize vit Russland inde Jaren 1812, 1813 en 1814» (Amsterdam, 1820 год).