Павел I-й Петрович (1754-1801)

Павел I-й Петрович (1754-1801) – Император Всероссийский, сын императора Петра III-го и императрицы Екатерины II-й. Родился 20 сентября 1754 года в Летнем дворце императрицы Елизаветы Петровны в Санкт-Петербурге в семье Великого князя Петра Фёдоровича (1728-1762) и Великой княгини Екатерины Алексеевны (1729-1796), тотчас после рождения был взят от матери императрицей Елизаветой и передан на попечение нянек. С 1760 года главным его воспитателем был назначен граф Никита Иванович Панин (1718-1783), сделанный при нём обер-гофмейстером. По плану Панина образование Великого князя делилось на два периода – до 14-летнего возраста предполагалось дать ему элементарное образование; второй период следовало посвятить «прямой государственной науке». Павел обучался истории, географии, русскому и немецкому языкам, математике, астрономии, физике и искусствам. Законоучителем наследника был в 1763 году назначен, по выбору самой Екатерины, архимандрит Платон (1737-1812) (в миру – Пётр Георгиевич Левшин), впоследствии московский митрополит, в 1768 году для преподавания государственных наук был приглашён известный мыслитель и литератор граф Григорий Николаевич Теплов (1717-1779). Вместе с тем, характер наследника отличался крайней нервностью, впечатлительностью и непомерной вспыльчивостью, основными его чертами были воображение и мечтательность, соединённые с значительной долей подозрительности к окружающим людям. 29 сентября 1773 года Павел вступил в брак с Гессен-Дармштадской принцессой Вильгельминой (Augusta Wilhelmina Luisa von Hessen-Darmstadt) (1755-1776), наречённой по принятии православия Натальей Алексеевной. После смерти супруги при родах в апреле 1776 года, Павел Петрович 26 сентября 1776 года женился на принцессе Вюртембергской Софии-Доротее-Августе-Луизе (Sophia Dorothea Augusta Luisa von Wurttemberg) (1759-1828), в православии Марие Фёдоровне. До конца правления Екатерины II-й занимал место наблюдателя, лишённого возможности воспользоваться врождённым правом на верховное руководство государственными делами, резко осуждал политику матери, как основанную всецело на славолюбии и притворстве. Постепенное обострение отношений между матерью и сыном привело к тому, что последний со своей супругой абсолютно обособился в Гатчинском имении, где устроил себе особый мир, во всём отличный от петербургского. Полностью погрузившись в устройство Гатчинской армии, его идеи внесения законного порядка в государственную жизнь преобразовались в заботу о строжайшей дисциплине, охватывающей и фронтовую службу и частную жизнь. Екатерина II-я с опасением относившаяся к образу жизни и настроениям сына, приняла решение устранить его от престола, передав последний старшему своему внуку Александру Павловичу (1777-1825). Однако, внезапная смерть императрицы 6 ноября 1796 года открыла Павлу дорогу к трону. Воцарение последнего было ознаменовано немедленной и крутой ломкой всех порядков Екатерининского царствования - одним из первых дел стало коронование останков Петра III-го. 5 апреля 1797 года совершилась коронация самого Павла I-го, в тот же день указ о престолонаследовании установил определённый порядок в деле наследования престола, положивший конец провозглашённому Петром I-м произволу государя в деле назначения преемника. Далее последовало «Учреждение об Императорской Фамилии», определяющее порядок содержания лиц царствующего дома, указ о крепостном крестьянстве, запрещающий отправление барщины по воскресным дням и указ, запрещающий продавать в Малороссии крестьян без земли (Павел был убеждён, что участь помещичьих крестьян лучше участи казённых и за время своего царствования раздал до 600 000 казённых душ в частное владение). С другой стороны, права высших сословий были сильно сокращены – отменены важнейшие статьи жалованных дворянству грамот; уничтожено самоуправление дворянского сословия и некоторые личные права его членов, например, свобода от телесных наказаний. В делах текущего управления на первое место выдвинулось военное дело – приёмы обучения и внешность армии были изменены на прусский манер, установлена суровая дисциплина (по свидетельству гвардейского офицера Саблукова: «Нередко за ничтожные недосмотры и ошибки в команде офицеры прямо с парада отсылались в другие полки и на весьма большие расстояния. Это случалось настолько часто, что у нас вошло в обычай, будучи в карауле, класть за пазуху несколько сот рублей ассигнациями, дабы не остаться без денег в случае внезапной ссылки»). Дворяне стали массово покидать военную службу (из 132 офицеров конногвардейского полка, состоящих на службе в момент воцарения Павла I-го, к концу его царствования остались лишь двое), то же самое происходило и на государственных должностях (на посту генерал-прокурора за четыре года сменилось четыре лица). Во главе правления встали гатчинские выходцы – граф Алексей Андреевич Аракчеев (1769-1834), граф Иван Павлович Кутайсов (1759-1834), генерал Пётр Хрисанфович Обольянинов (1752-1841). Убеждённый в необходимости охранять русское общество от либеральных идей и заморских вкусов, Павел в 1799 году запретил поездки молодых людей за границу для обучения, а в 1800 году запретил ввоз из-за границы книг и даже нот. Одновременно с эти, налагался запрет на французскую моду, полицейскими приказами определялся час, когда жители столицы должны были тушить огни в домах, из русского языка изгонялись слова «гражданин» и «отечество». Внешняя политика также отличалась резкими колебаниями – в начале царствования была прекращена война с Персией, Россия вышла из анти-французской коалиции, но после мира в Кампо-Формио (Campo-Formio) Павел I-й вступил в новую коалицию (Англия, Австрия, Россия и Турция) против Французской Республики и даже прервал дипломатические отношения с Пруссией, отказавшейся к ним присоединиться. Вместе с тем, захват англичанами Мальты (Malta), которую Павел взял под своё покровительство, приняв в 1798 году титул Великого Магистра Ордена Святого Иоанна Иерусалимского, поссорил его с Англией. Русские войска фельдмаршала Александра Васильевича Суворова были отозваны и в 1800 году коалиция окончательно распалась. В то же время Первый консул Бонапарт (Napoleon Bonaparte) склонил Павла к союзу с Францией, сумев затронуть рыцарские черты его характера и увлечь своими планами евразийской политики. В сентябре 1800 года на английские суда в русских портах наложено эмбарго, 12 января 1801 года атаман Донского казачьего войска Василий Васильевич Орлов-Денисов получил приказ выступить с казаками в поход на Индию (казаки начали поход в числе 22 507 человек с 12 единорогами и 12 пушками, без обоза, припасов и планов; всё войско делилось на 4 эшелона, одним из которых командовал генерал-майор Матвей Иванович Платов, специально для этого выпущенный из Петропавловской крепости). В последние годы жизни недоверчивость и подозрительность Императора достигли особенно сильной степени и начали обращаться даже на членов семьи – в феврале 1801 года он вызвал из Германии 13-летнего племянника Марии-Фёдоровны принца Евгения Вюртембергского (Friedrich Karl Ludwig von Wurttemberg) (1788-1857) и выказал намерение усыновить его, устранив, таким образом, наследника Александра Павловича. Император Павел I-й был убит в ночь с 11 на 12 марта 1801 года в Михайловском замке в результате дворцового заговора, в котором участвовали граф Никита Петрович Панин, вице-канцлер Леонтий Леонтьевич Беннигсен, командир Изюмского легкоконного полка Платон Александрович Зубов (бывший фаворит императрицы Екатерины), генерал-губернатор Санкт-Петербурга граф Пётр Алексеевич Пален, командиры гвардейских полков Леонтий Иванович Депрерадович (лейб-гвардии Семёновский), Фёдор Петрович Уваров (Кавалергардский) и Пётр Александрович Талызин (лейб-гвардии Преображенский). По одной версии Павел был убит Николаем Александровичем Зубовым (старшим братом Платона, зятем Суворова), который ударил его в висок массивной золотой табакеркой (при дворе даже ходила шутка: «Император скончался апоплектическим ударом табакеркой в висок»); по другой, он был задушен офицерским шарфом целой группой заговорщиков. «Император Павел был мал ростом. Черты лица имел некрасивые за исключением глаз, которые у него были очень красивы; выражение этих глаз, когда Павел не подпадал под власть гнева, было бесконечно доброе и приятное. В минуты же гнева вид у Павла был положительно устрашающий. Хотя фигура его была обделена грациею, он далеко не был лишён достоинства, обладал прекрасными манерами и был очень вежлив с женщинами; всё это запечатлевало его особу истинным изяществом и легко обличало в нём дворянина и великого князя. Он обладал литературною начитанностью и умом бойким и открытым, склонен был к шутке и веселью, любил искусство; французский язык и литературу знал в совершенстве, любил Францию, а нравы и вкусы этой страны воспринял в свои привычки. Разговоры он вёл скачками, но всегда с непрестанным оживлением. Он знал толк в изощрённых и деликатных оборотах речи. Его шутки никогда не носили дурного вкуса, и трудно себе представить что-либо более изящное, чем краткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия. В основе его характера лежало величие и благородство – великодушный враг, чудный друг, он умел прощать с величием, а свою вину или несправедливость исправлял с большою искренностью» (княгиня Ливен). «Все, то есть высшие классы общества, правящие сферы, генералы, офицеры, значительное чиновничество, словом, всё, что в России составляет мыслящую и правящую часть нации, было более или менее уверено, что император не совсем нормален и подвержен болезненным припадкам. Это было настоящее царство страха, и, в конце концов, его ненавидели даже за добрые его качества, хотя в глубине души он искал правды и справедливости, и нередко в своих гневных порывах карал справедливо и верно. Вот почему в его кратковременное царствование русские чиновники допускали менее злоупотреблений, были более вежливы, держались начеку, менее грабили и были менее заносчивы, чем в предыдущие и последующие царствования» (князь Адам Чарторыйский). «Наружность его можно назвать безобразною, а в гневе черты его лица возбуждали даже отвращение. Но когда сердечная благосклонность освещала его лицо, тогда он делался невыразимо привлекательным – невольно охватывало доверие к нему, и нельзя было не любить его» (Август Коцебу).