Трескин Николай Иванович (1763-1842)

Трескин Николай Иванович (1763-1842) – действительный статский советник, гражданский губернатор Иркутска (1809-1819 год). Родился в 1763 году в Смоленске в семье священника. Когда в 1806 году генерал-губернатором Сибири был назначен Иван Борисович Пестель (1765-1843), Трескин, который служил под руководством последнего в Почтовом ведомстве, последовал за ним в Тобольск. В 1809 году Пестель уехал в Санкт-Петербург с докладом о положении дел в Сибири, доверив правление Иркутской, Томской и Тобольской губерниями Трескину, занявшему пост гражданского губернатора Иркутска. Управлял деспотично, располагая полной административной, военной и духовной властью, жестоко расправлялся с жалобщиками – богатых купцов Сибиряковых сослал в Нерчинск и Жиганск, купца Мыльникова в Баргузин, купца Киселёва поместил в дом для умалишённых, советника Корсакова за непокорность выслал из Иркутской губернии и предписал от имени военного генерал-губернатора всем губернаторам не дозволять ему нигде жить дольше трех дней, но в то же время не выпускал за пределы Сибири, вследствие чего Корсаков целых четыре года кружил по Сибири как бродяга. Вместе с тем, провёл многие реформы, значительно улучшив работу полиции и общее состояние общественной жизни, обновил работу Приказа общественного призрения, придав ему больницу с аптекой, вычистил город и исправил Московский тракт, 10 июня 1814 года подписал указ «О содержании пожарной части в губернском городе Иркутске», ставший основополагающим для создания пожарных подразделений по всей восточной части России. В 1819 году Михаил Михайлович Сперанский (1772-1839), проводивший ревизию Сибири, предъявил Трескину обвинение в получении подарков на 88 000 рублей и наложил взыскание на сумму в 2 847 000 рублей, после чего последний был отстранён от должности, а более 600 его пособников отданы под суд. Умер в 1842 году в Москве в возрасте 79 лет. Был женат на Агнессе Фёдоровне Ключарёвой (1775 -1819), дочери сенатора, от которой имел шестерых сыновей и двух дочерей. В книге Михаила Ивановича Пыляева (1842-1899) «Замечательные чудаки и оригиналы» читаем: «В первых годах текущего столетия в Сибири служил губернатором Трескин, прозванный у жителей вторым Аракчеевым. Родом Трескин происходил из смоленских священнических детей. Это был величайший оригинал. Он не был зол и жесток, но, как власть, был очень строг. Вся полиция при нем была доведена до совершенства, и во всей Иркутской губернии не было ни грабежей, ни воровства. Рассказывали, что всякий проезжий, забывший в доме крестьянина какую-нибудь вещь, непременно был догоняем и получал забытое. Дороги и мосты были превосходны, деревни чисты, крестьяне зажиточны, скота и лошадей много. О преступлениях в городе не было слышно. Что такое был Трескин в этом городе - теперь трудно иметь понятие. Трескин и законы были синонимы. По праздникам Трескин дозволял дамам целовать свою руку; из мужчин допускались к руке только старшие чины и купцы первой гильдии. Все дамы целовали ручки у его супруги и у дочерей. Рассказов о его деспотической власти множество. Жалобы до Петербурга не доходили, а если редкая и прорывалась, то для того, чтобы не повторяться. Трескин был замечательно деятелен, работал он с раннего утра до глубокой ночи, вникал во все мелочи. Город при нем превратился в военное поселение. Не знали, когда спит Трескин: его можно было встретить во всякое время дня и ночи, и встретить, скорее всего, там, где не ожидаете. Он, как сказочный халиф Гарун-аль-Рашид, гулял в простом платье, заходил в частные дома, замечал все: плохи ли были калачи на базаре, плох ли гороховый кисель, бывший в постах в большом употреблении в Сибири. Зайдет, бывало, в частный дом и видит - муж с утра ушел на работу, а жена сидит и попивает чаек. «А что ты, матушка, приготовила мужу поесть?» - и в печь. Если в печи ничего нет - тотчас расправа. Он ходил всегда один, но полицейские зорко следили издали и тотчас являлись, куда нужно. Наружное безобразие города сильно возмущало Трескина, и он его в три года переломал и переустроил. Это была настоящая архитектурная революция, но он совершил её. Управляя при военном губернаторе Пестеле обширнейшей в мире провинцией, он не имел понятия о том, что такое статистика и вообще терпеть не мог ученых, считая науки занятием пустым и бесполезным. Он держал в своих руках местного архиерея, приказывал ему являться на свои вечера; даже проповеди в торжественные дни последний говорил не иначе, как с распоряжения или по приказаниям его, отдаваемым через полицеймейстера. Трескин держал себя со всеми как восточный властитель, заставляя даже вице-губернатора подавать ему шубу. Ежедневные официальные приемы у него происходили в девять часов утра. Его большая прихожая всегда была полна служебного люда - казаки, полицейские офицеры, дежурные чиновники. Тишина полная. У глухой стены на раз назначенных местах стояли чиновники с бумагами, и ни один чиновник не смел пошевелить ногой или кашлянуть. Более часа чиновники, как каменные, ожидали его выхода, не сводя глаз с маленькой двери, где должен был появиться Трескин. Появление его было очень характерное, потому что являлся он, как мраморная белая статуя Командора. На нем был как снег белый колпак, из-под колпака свисали длинные белые волосы, рубашка со стоячим воротником без галстука, подпоясанный белым кушаком белоснежный халат, из-под которого видно нижнее белье, чулки и мягкие туфли без задков. Он не шел, а двигался, скользя туфлями. Взяток Трескин лично не брал; их брала его супруга, по сибирскому выражению, Трещиха, которая задалась собрать для своих восьмерых детей по пуду ассигнаций на каждого. Жена его имела огромное влияние на дела, она всегда была окружена молодыми, красивыми чиновниками, которых называла своими «детками». Она раздавала должности и брала взятки по важным делам. Губернатор, говорили, не берет, а Трещихе «надо поклониться». При Трескине в Сибири взяточничество доходило до высшей степени. Подарки от разных обществ и частных лиц ему уже некуда было девать, и Трещиха открыла в гостином дворе лавку, где последние и продавались. Он ежегодно отправлял обозы всякого добра на сохранение к своему брату в Москву. Всё, присланное им до 1812 года, сгорело при нашествии французов, но и после этого он продолжал посылать обозы. После своей отставки он, поселившись в Москве, притворился бедняком, водил дочерей в заячьих салопах и «по бедности» просил даже у государя пособия через известного сановника Нарышкина. Но кто тогда не знал о миллионах Трескина… Существует предание, что он вывез из Сибири пуды ассигнаций в замороженных осетрах; говорили, что после его смерти в одном из диванов нашли в подушке более 500 тысяч рублей депозитками: предполагали, что покойный об них забыл…».