Яковлев Иван Алексеевич (1767-1846) – отставной капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Родился 23 июня 1767 года в Москве в семье президента юстиц-коллегии, главного члена монетной экспедиции Алексея Александровича Яковлева (1726-1781) и его супруги княжны Наталья Борисовны Мещерской (1734-1781), получил домашнее образование и в 1783 году в возрасте 16 лет поступил на военную службу сержантом лейб-гвардии Измайловского полка, после воцарения Императора Павла I-го в 1796 году вышел в отставку в чине гвардии капитана. С 1801 года проживал за границей, в Штутгарте (Stuttgart) вступил в романтические отношения с Генриеттой Вильгельминой Луизой Гааг (Henrietta Wilhelmine Louise Haag) (1795-1851), вместе с которой в конце 1811 года возвратился в Москву и от которой имел двух внебрачных детей, получивших фамилию, придуманную отцом (Герцен – сын сердца, от немецкого Der Sohn des Herzens): Егор Иванович Герцен (1803-1882) и Александр Иванович Герцен (1812-1870). Известен по своему свиданию с Императором Наполеоном I-м в Москве в 1812 году; из работы Александра Ивановича Михайловского-Данилевского (1789-1848) «Описание Отечественной войны 1812 года»: «Когда Наполеон разорил Кремль и тщетно ожидал предложений о мире, он сам написал письмо Александру І-му, и для отправления письма воспользовался следующим случаем: отставной капитан гвардии Яковлев, собираясь 2 сентября выехать из Москвы, был в ней захвачен и ограблен неприятелем. Окруженный своими дворовыми людьми и сотней подмосковных крестьян, прибежавших из деревни к своему помещику, он бродил по горевшей Москве, отыскивая возможность выбраться из города, и, когда убедился, что этого ему нельзя было сделать, явился за паспортом к маршалу Мортье, исполнявшему в то время обязанности военного губернатора. Последний не решался выдать ему паспорта без разрешения Наполеона. Зная Яковлева по его брату, Льву Алексеевичу, бывшему до войны посланником при Вестфальском короле, Наполеон принял его в тронной зале и после нескольких слов обыкновенной вежливости начал при секретаре своем, Лелорнь-Дидевиле, следующий разговор: «Не мы жжем Москву. Я занимал почти все столицы в Европе и не истреблял их. Я сжег в Италии один город, потому что там защищались на улицах. Возможно ли? Вы сами поджигали Москву, святую Москву, где погребены предки ваших монархов» - «Не знаю причины несчастия, - отвечал Яковлев, - но ношу на себе следы его; теперь все мое имущество заключается только в лохмотьях, которые на мне». Далее, в разговоре Наполеон выразил пожелание прекратить пролитие крови, требовал от России исполнения Тильзитского договора и грозил в противном случае подвергнуть Петербург участи Москвы. «Вы хотите ехать из Москвы?» - продолжал Наполеон, - «Согласен, но с условием, чтобы вы отправились в Петербург. Императору Александру приятно будет видеть свидетеля того, что происходит в Москве, и вы ему все объясните». На замечание Яковлева, что по своему чину и званию он не имеет права надеяться быть допущенным к государю, Наполеон отвечал: «Обратитесь к обер-гофмаршалу графу Толстому; он человек честный; или велите камердинеру доложить о себе императору, или подите навстречу государю во время его ежедневных прогулок». На это Яковлев ответил: «Теперь я во власти вашей, но я не переставал быть подданным императора Александра и останусь им до последней капли крови. Не требуйте от меня того, чего я не должен делать, я ничего не могу обещать». «В таком случае, - сказал Наполеон, - я напишу письмо к вашему государю; скажу, что посылал за вами и поручил вам доставить письмо». На другой день Лелорнь-Дидевиль привез письмо и повеление пропустить пленного из города. В сопровождении более 500 человек вышел Яковлев пешком из Москвы, к вечеру добрался до Черной Грязи, где явился на передовой цепи отряда Винценгероде, и был им отправлен с офицером в Петербург. Здесь привезли Яковлева прямо к графу Аракчееву и у него в доме задержали. Граф доложил о нем государю и получил повеление: не представлять его императору, а только взять от него письмо Наполеона. С месяц Яковлев оставался арестованным в доме Аракчеева и к нему никого не пускали. Наконец граф объявил ему, что император велел его освободить, не ставя ему в вину того, что он взял пропуск от неприятельского начальства, и извиняя этот поступок крайностью, в которой он находился. Освобождая его, Аракчеев велел немедленно ехать из Петербурга, не видавшись ни с кем, кроме старшего брата, которому разрешено было проститься». После этого проживал последовательно в Ярославской и Тверской губерниях, затем в Москве, где и умер 6 мая 1846 года в возрасте 78 лет, похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. По свидетельству Александра Ивановича Герцена: «Нрав и здоровье моего отца не позволяли вести до семидесяти лет ветреную жизнь, и он перешел в противоположную крайность. Он хотел себе устроит жизнь одиночную, в ней его ждала смертельная скука, тем более что он только для себя хотел ее устроить. Твердая воля превращалась в упрямые капризы, незанятые силы портили нрав, делая его тяжелым... Человек большого ума, большой наблюдательности, он бездну видел, слышал, помнил; светский человек «accompli», он мог быть чрезвычайно любезен и занимателен, но он не хотел этого и все более и более впадал в капризное отчуждение ото всех. Трудно сказать, что собственно внесло столько горечи и желчи в его кровь. Эпохи страстей, больших несчастий, ошибок, потерь вовсе не было в его жизни. Я никогда не мог вполне понять, откуда происходила злая насмешка и раздражение, наполнявшие его душу, его недоверчивое удаление от людей и досада, снедавшая его. Разве он унес с собой в могилу какое-нибудь воспоминание, которого никому не доверял, или это было просто вследствие встречи двух вещей до того противоположных, как восемнадцатый век и русская жизнь, при посредстве третьей, ужасно способствующей капризному развитию - помещичьей праздности. Он до конца жизни писал свободнее и правильнее по-французски, нежели по-русски, и «а la lettre» не читал ни одной русской книги, ни даже библии. Не обращаясь ни к кому с просьбами, он в то же время и сам ни для кого ничего не делал».
Яковлев Иван Алексеевич (1767-1846) – отставной капитан лейб-гвардии Измайловского полка. Родился 23 июня 1767 года в Москве в семье президента юстиц-коллегии, главного члена монетной экспедиции Алексея Александровича Яковлева (1726-1781) и его супруги княжны Наталья Борисовны Мещерской (1734-1781), получил домашнее образование и в 1783 году в возрасте 16 лет поступил на военную службу сержантом лейб-гвардии Измайловского полка, после воцарения Императора Павла I-го в 1796 году вышел в отставку в чине гвардии капитана. С 1801 года проживал за границей, в Штутгарте (Stuttgart) вступил в романтические отношения с Генриеттой Вильгельминой Луизой Гааг (Henrietta Wilhelmine Louise Haag) (1795-1851), вместе с которой в конце 1811 года возвратился в Москву и от которой имел двух внебрачных детей, получивших фамилию, придуманную отцом (Герцен – сын сердца, от немецкого Der Sohn des Herzens): Егор Иванович Герцен (1803-1882) и Александр Иванович Герцен (1812-1870). Известен по своему свиданию с Императором Наполеоном I-м в Москве в 1812 году; из работы Александра Ивановича Михайловского-Данилевского (1789-1848) «Описание Отечественной войны 1812 года»: «Когда Наполеон разорил Кремль и тщетно ожидал предложений о мире, он сам написал письмо Александру І-му, и для отправления письма воспользовался следующим случаем: отставной капитан гвардии Яковлев, собираясь 2 сентября выехать из Москвы, был в ней захвачен и ограблен неприятелем. Окруженный своими дворовыми людьми и сотней подмосковных крестьян, прибежавших из деревни к своему помещику, он бродил по горевшей Москве, отыскивая возможность выбраться из города, и, когда убедился, что этого ему нельзя было сделать, явился за паспортом к маршалу Мортье, исполнявшему в то время обязанности военного губернатора. Последний не решался выдать ему паспорта без разрешения Наполеона. Зная Яковлева по его брату, Льву Алексеевичу, бывшему до войны посланником при Вестфальском короле, Наполеон принял его в тронной зале и после нескольких слов обыкновенной вежливости начал при секретаре своем, Лелорнь-Дидевиле, следующий разговор: «Не мы жжем Москву. Я занимал почти все столицы в Европе и не истреблял их. Я сжег в Италии один город, потому что там защищались на улицах. Возможно ли? Вы сами поджигали Москву, святую Москву, где погребены предки ваших монархов» - «Не знаю причины несчастия, - отвечал Яковлев, - но ношу на себе следы его; теперь все мое имущество заключается только в лохмотьях, которые на мне». Далее, в разговоре Наполеон выразил пожелание прекратить пролитие крови, требовал от России исполнения Тильзитского договора и грозил в противном случае подвергнуть Петербург участи Москвы. «Вы хотите ехать из Москвы?» - продолжал Наполеон, - «Согласен, но с условием, чтобы вы отправились в Петербург. Императору Александру приятно будет видеть свидетеля того, что происходит в Москве, и вы ему все объясните». На замечание Яковлева, что по своему чину и званию он не имеет права надеяться быть допущенным к государю, Наполеон отвечал: «Обратитесь к обер-гофмаршалу графу Толстому; он человек честный; или велите камердинеру доложить о себе императору, или подите навстречу государю во время его ежедневных прогулок». На это Яковлев ответил: «Теперь я во власти вашей, но я не переставал быть подданным императора Александра и останусь им до последней капли крови. Не требуйте от меня того, чего я не должен делать, я ничего не могу обещать». «В таком случае, - сказал Наполеон, - я напишу письмо к вашему государю; скажу, что посылал за вами и поручил вам доставить письмо». На другой день Лелорнь-Дидевиль привез письмо и повеление пропустить пленного из города. В сопровождении более 500 человек вышел Яковлев пешком из Москвы, к вечеру добрался до Черной Грязи, где явился на передовой цепи отряда Винценгероде, и был им отправлен с офицером в Петербург. Здесь привезли Яковлева прямо к графу Аракчееву и у него в доме задержали. Граф доложил о нем государю и получил повеление: не представлять его императору, а только взять от него письмо Наполеона. С месяц Яковлев оставался арестованным в доме Аракчеева и к нему никого не пускали. Наконец граф объявил ему, что император велел его освободить, не ставя ему в вину того, что он взял пропуск от неприятельского начальства, и извиняя этот поступок крайностью, в которой он находился. Освобождая его, Аракчеев велел немедленно ехать из Петербурга, не видавшись ни с кем, кроме старшего брата, которому разрешено было проститься». После этого проживал последовательно в Ярославской и Тверской губерниях, затем в Москве, где и умер 6 мая 1846 года в возрасте 78 лет, похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря. По свидетельству Александра Ивановича Герцена: «Нрав и здоровье моего отца не позволяли вести до семидесяти лет ветреную жизнь, и он перешел в противоположную крайность. Он хотел себе устроит жизнь одиночную, в ней его ждала смертельная скука, тем более что он только для себя хотел ее устроить. Твердая воля превращалась в упрямые капризы, незанятые силы портили нрав, делая его тяжелым... Человек большого ума, большой наблюдательности, он бездну видел, слышал, помнил; светский человек «accompli», он мог быть чрезвычайно любезен и занимателен, но он не хотел этого и все более и более впадал в капризное отчуждение ото всех. Трудно сказать, что собственно внесло столько горечи и желчи в его кровь. Эпохи страстей, больших несчастий, ошибок, потерь вовсе не было в его жизни. Я никогда не мог вполне понять, откуда происходила злая насмешка и раздражение, наполнявшие его душу, его недоверчивое удаление от людей и досада, снедавшая его. Разве он унес с собой в могилу какое-нибудь воспоминание, которого никому не доверял, или это было просто вследствие встречи двух вещей до того противоположных, как восемнадцатый век и русская жизнь, при посредстве третьей, ужасно способствующей капризному развитию - помещичьей праздности. Он до конца жизни писал свободнее и правильнее по-французски, нежели по-русски, и «а la lettre» не читал ни одной русской книги, ни даже библии. Не обращаясь ни к кому с просьбами, он в то же время и сам ни для кого ничего не делал».
Комментариев нет:
Отправить комментарий